Мокошь – единственное женское божество древне¬русского пантеона. При перечислении куми¬ров богов Киевской Руси в “Повести временных лет” Мокошь замыкает список. В древнерусских поучениях против язычества имя Мокоши появляется между перечнем богов, с од¬ной стороны, и женских существ, принадлежащих к низшим уровням мифологической системы – вил, с другой. В “Слове некоего христолюбца” читаем: “И верують въ Перуна, и в Хърса, и въ Сима, и въ Ръгла; и в Мокошь, и въ вилы”; “Иже молятся огневи подъ овиномъ виламъ, Мокошьи, Симу, Рылу, Перуну, Волосу”...; в “Слове святого Григория како первое погани суще язьщи кланялися идоломъ”: “Темь же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи язык: виламъ и Мокошьи, Диве”; “Но и ноне по украинамъ молятся ему проклятому богу Перуну и Хърсу и Мокоши и виламъ”.
Мокошь была известна не только у восточных славян, но и у западных и южных славян. Словенская сказка о колдунье по имени Моkоskа является тому подтверждением. Отмечены также западнославянские топонимы типа Моkоsin vrch, полабские Mukus, Mukes, старолужицкое Мococize.
Характер и функции этой богини выяснены не до конца. А.С.Фаминцын вообще не включил Мокошь в общий перечень славянских божеств117. Е.В.Аничков пи¬сал о “гадательном характере” богини118. Л.Нидерле указал только некоторые топонимические признаки Макоши в Польше, объясняя их влиянием Руси и добавляя, что “нигде более она не известна”119.
Другие исследователи, изучавшие обычаи вос¬точных славян, предполагают связь Мокоши с прядением и ткачеством. Мокошь считают покрови¬тельницей женщин и женского рукоделия. Следы этого древнего языческого культа ещё в середине XIX в. сохранялись в глухих углах Олонецкого края, на Украине. Мокошь представляют в виде женщины с большой головой и длинными руками. Она прядёт по ночам в избе, поэтому поверья за¬прещают оставлять кудель, а “то Мокоша опрядёт”120. Мокошь невидима, но её присутствие можно обнаружить по урчанию веретена.
В XIV–XVI вв. в позднейших копиях древних поучений Мокошь продолжает упоминаться, но культ её уже сильно снижен. Связано это было с христианизацией Руси. Этнографические предания русского Севера рисуют нам Мокошь невидимой пряхой, вмешивающейся в женские работы, тайком стригущей овец, запреща¬ющей прядение в праздничные дни121.
Это божество могло быть суровым и требовало неукоснительного повиновения, поэтому, наверно, о ней сохранилась пословица, которую приводит В.И.Даль: “Бог не Макеш – чем-нибудь да потешит”122. Крестьяне боялись Мокоши и приносили ей жертвы, поэтому в исповедных вопросниках XVI в. содержится уко¬ризненный вопрос священника, адресованный к женщинам: “Не ходила ли еси к Мокоши?”123.
Какое-то представление о функциях Мокоши можно получить, обратившись к пословицам, в которых говорится о пятнице, собранных В.И.Далем: “Кто в пятницу дело начинает, у того оно будет пятиться. По пятницам мужики не пашуть, бабы не прядуть. Кто в пятницу прядеть, святым родителям кострыкой глаза запорашивает”124.
Следует отметить, что посвящение богине именно пятого дня недели было не только у русских. То же мы наблюдаем в древней Месопотамии, Европе, Передней Азии, на Кавказе. У германцев пятница считалась днём Фрейи. Отсюда – и нынешнее название пятницы в германских языках: Freitag, friday. Французское vendredi 'пятница' происходит от древнеримской богини Венеры (Venus), которая соотносилась с греческой Афродитой.
У многих народов предпочитали не работать в пятницу, чтобы не навлечь на себя гнев богини. Именно так объясняют этот обычай в России, где пятницу соблюдали ещё в XIX в. Поскольку богиня считалась строгой, у русских существовало поверье о том, что в пятницу нельзя смеяться, не то в старости будешь много плакать125. Видимо, богиня считалась своенравной, непонятным образом меняла своё настроение, свои действия. Поэтому о женщине с таким нравом говорят: “У неё семь пятниц на неделе”.
Поскольку изготовляли пряжу и ткани женщины, эти занятия ассоциировались с богиней. На Руси Параскева-Пятница считалась покровительницей прядения. У таджиков Дэви Сафед (что значит 'белая богиня' – покровительница прях, которые почитали её по пятницам, воздерживаясь в этот день от работы.
В некоторых мифах вообще сказано, что мир был соткан. В Македонии на языческое новогоднее празднество пекли печенье в форме ткацкого челнока; считалось, что оно влияет на деторождение. В Грузии при появлении в доме болезни женщины воздерживались от шитья, вязанья, прядения. По старорусскому поверью, кто во время Рождества увидит веретена, тому грозит летом частая встреча со змеями. Богине-пряхе приносили в дар кусок ткани.
Теперь перейдём к важному для нас вопросу о происхождении имени Мокошь.
Наиболее распространённым является толкова¬ние его как производного от слов мокнуть, мокрый. Эта концепция отражена, в частности, в Этимологическом словаре славянских языков. “Мокошь как синоним Мать сыра земля. Mokoљ как чешское божество влаги мужского рода. Рус. диал. глагол мокшить 'плача, выпрашивать что-либо' (твер., новг.). Как подтверждение происхождения *mokosь из гнезда *mok- можно рассматривать русск. диал. мокруха 'в суеверных представлениях – сверхъестественное существо, которое оставляет мокрое место там, где посидит, и очень любит прясть' (новг., волог.), которое может быть результатом семаснтического снижения образа, а в структурном плане – даже народно-этимологическом “восстановлением” *mokosь. Ср. лит. makasyti 'слякотить, ходить по грязи (по мокрому)', makasyne 'слякоть, грязь, мешанина, неразбериха'”. По мнению авторов ЭССЯ, в приведённом материале выделяется семантический центр: обозначение птиц, которые могут быть так или иначе мотивированы связью с влагой (дождём). Ср. также укр. диал. мокос 'луг заливной'126.
Вместе с тем возможна и связь с корнем mokos 'прядение'. В Череповецкой губернии под именем Мокоша известен “нечистый дух”, живущий в избе, который имеет образ женщины и любит прясть по ночам кужли, оставленные женщинами без мо¬литвы: “Не оставляй кужля, а то Мокоша опрядёт”. В связи с тем, что культ Мокоши был связан с пряжей, многие учёные объясняют этот теоним через лексику со значением 'прясть, плести, вязать', ср. лит. makstyti 'плести', mikst 'вязать', makas 'кошелек', лат. maks 'мешок, сумка', слав. mosьna. Ha основании послед¬него Траутман восстанавливает старую основу на согласный s – makes. Ha славянской почве mokos co значением 'прядение', 'плетение', а от него с помощью притяжательного суффикса mokosa 'имеющая отношение к пряже'127. Ср. также лит. makstas 'вязальная спица', лит. mastyt` 'вязать' (слово, где отсутствует ожидаемое k или g).
Особняком стоит гипотеза Б.А.Рыбакова. Имя Мокошь, по его мнению, означает 'мать счастливого жребия', богиня удачи, судь¬бы128.
Л.С.Клейн справедливо опровергает эту гипотезу. Он отмечает следующее: “В слове Макошъ (имя богини) автор [Рыбаков – И.А.] видит две части: Ма и кошъ. Первую он толкует как 'мать' (поскольку богиня Ма засвидетельствова¬на в критомикенских табличках), а вторую – как древнерусское назва¬ние жребия и, одновременно, корзины (действительно, такие слова есть в древнерусском языке). Таким образом, название богини расшифровывается автором как 'Мать счастливого жребия' (богиня судьбы) и 'Мать хорошего урожая' (поскольку в корзину могли складывать плоды). <...> Где же в русском языке мать, матерь сокращается в ма? Разве что в языке де¬тей, да и то не в начале сложного слова. Кроме того, в русском языке сложное (составное) слово иначе строится: основное существительное сто¬ит в конце, а определяющее слово – в начале (так обстоит дело с Богоматерью, так и с Дажъбогом). Для того смысла, который имел в виду Ры¬баков, уж лучше подошло бы слово кошма (к сожалению, точно известно, что это заимствование). Да и звучание Макошь нестандартно: известны Мокошь, Макешь, Мокуша и т.д.”129.
Непосредственным продолжением образа Мокоши после принятия христианства стала Параскева Пятница. Параскева, по церковному преданию, – благочестивая девушка, казнённая за верность Христу язычниками в III в., – причислена к лику святых. В Четьях-Минеях повествуется о том, что её родители всегда чтили пятницу как день страданий и смерти Христа, за что и даровал им Господь в этот день дочь, которую они назвали Парас¬кевой (по-гречески 'пятница').
Культ Параскевы Пятницы развился довольно рано и, по всей вероятности, уже с XII–XIII вв. начал вытеснять культ Мокоши. Параскева Пятница считалась на Руси покровительницей полей и домашних животных, охраняющей семейное бла¬гополучие, исцеляющей от душевных и физичес-ких недугов. На Параскеву перешли функции и атрибуты, свойственные древней Мокоши. Пятницу называли “льняницей” и приносили ей в жер¬тву первые снопы льна и вытканные убрусы (ши¬тый оклад для иконы), приносили жертву, бросая в колодец пряжу, кудель. Название этого обряда мокрида, как и имя Мокошь, связано с корнем глагола мокнуть. В.И.Чичеров, собравший много дан¬ных о культе Пятницы, пишет: “Самый комплекс изображений Параскевы включает понятие священной земной влаги. Больше того: вода земли и Параскева тождественны – об этом свидетельству¬ют легенды об иконах Параскевы Пятницы, неведомо как и почему являвшихся в источниках и во¬доёмах”130.
Мы считаем, что Мокошь изначально была связана с женским началом, о чём говорит и этимологический анализ. Объяснение теонима Мокошь через лексику со значением 'прясть, плести, вязать' нам представляется более приемлемым, чем остальные версии. “Прядение” – это неотъемлемый атрибут женского начала. Объяснение же имени Мокошь через мокнуть и вытекающие отсюда “водяные ритуалы”, на наш взгляд, есть результат более поздней народной этимологии, когда изначальный “смысл” божеств стал постепенно утрачиваться.
Мокошь и её связи с низшей мифологией. Так как Мокошь была единственным женским персонажем высшей мифологии славян, её влияние на развитие и даже появление женских образов славянской низшей мифологии переоценить трудно. Рассмотрим вкратце некоторые из этих образов.
Первый из них – берегиня. Почитание берегинь уходит своими корнями в глубокую, “матриархальную” древность. Связь слова берегиня с глаголами беречь, обе¬регать очевидна. Берегини – духи, оберегающие людей от злых сил, противостоящие злокозненным упырям. Но некоторые учёные отмечают связь имени берегиня и со словом берег. Так, Б.А.Рыбаков соотносит слова берегиня, оберегать, берег следующим образом: “Для первобытного рыболова эпохи мезолита и неолита было совершенно естественно соединить понятие о береге, о твёрдой надёжной земле с понятием оберегания, охраны от нежелательного. В современных русских диалектах слово берегиня уцелело только на Севере, где дольше всего сохранялся охотничье-рыболовческий быт”131. Действительно, этимологическая связь между берегинями, обереганием и берегом несомненна. Ср. схожую семантическую связь: нем. Berg 'гора' и Bergung 'укрытие, оказание помощи'.
На отношение берегинь к водоёмам или к их прибрежной зоне указывает один фрагмент “Слова некоего христолюбца”: “А другие молятся, приходя к колодцам, и бросают в воду, принося жертву Велеару. А другие – огню и камням, и рекам, и источникам, и берегиням”132. Велеар – ветхозаветное божество лжи и разрушения.
Связь берегинь с водой объясняется тем, что вода – непременное условие жизни, плодородия. Автор XV в. писал о славянине-язычнике, что он “реку богинею нарицает и зверь живущ в ней яко бога нарицая, требу творит”133.
Считается, что со вре¬менем функции берегинь перешли на русалок, которые представлялись существа¬ми доброносными. Они были связаны с культом плодородия, олицетворяли одно из непременных условий такового, – влагу. До XX в. дошли в хороводных песнях заклинания-призывы русалок на хлебные поля, чтобы обеспечить с их помощью рост и колошение хлебов.
В старину существовали особые празднества, пос¬вящённые русалкам – русалии. Они были тесно связаны с молениями о дожде и приходились в основном на середину весны – начало лета.
В более же позднее время под влиянием хрис¬тианства мифический образ русалок у восточных славян трансформировался и перешёл в разряд не-чистой силы. В таком виде, в виде демонических существ, русалки описаны этнографами XIX– начала XX в.
Итак, в представлениях восточных славян ру¬салки являются, во-первых, существами, связан¬ными с духами воды; во-вторых, мифологическими персонажами культа плодородия; в-третьих, зловредными существами, близкими к навьям, т.е. относящимися к культу заложных покойников. Пер-вые два понимания восходят к языческим временам, к образу вил и ещё более древним берегиням, третье же понимание русалок возникло уже под влияни¬ем христианства, вытеснившего языческие персо¬нажи в разряд нечистой силы.
Кикимора (шишимора) – в восточнославянской мифологии злой дух дома (иногда считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает пряжу. Кикимора любит прясть или плести кружева, причём звуки прядения кикиморы в доме предвещают беду. Вера в кикимору сохраняется ещё в XIX в. Даль описывает, что кикимора – это род домового, который по ночам прядёт, днём сидит невидимкою за печью, а проказит по ночам, с ве-ретеном, прялкою. В прошлом веке говорили: “Спи, девушка, кикимора за тебя спрядёт, а мать вы-тчет!”, “От кикиморы не дождёшься рубахи” (хотя она и прядёт)”134. По свидетельству В.Даля, в Сибири существовало представление и о лесной кикиморе, лешачихе. Кикимора враждебна мужчинам. Она может вредить домашним животным, в частности, курам. Чтобы кикимора кур не воровала, пишет Даль, вешают над насестом, на лык отшибленное горло кувшина либо камень со сквозною дырою. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми местами, темнотой) кикимора схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ славянской богини Мокоши (ср. олонецкое поверье, согласно которому, если пряхи дремлют, то говорят, что за них прядёт Мокуша)135.
Название кикимора – сложное слово, вторая часть которого – древнее имя женского персона¬жа мары, моры, первая часть, возможно, связана со словом кика 'чуб, коса, волосы' (родственные кичка, кок), менее вероятны сопоставления с глаголом кикать 'кричать, куковать' или литовским kaukas 'домовой, гном'136.
В вологодских лесах, как писал С.В.Макси¬мов, за кикиморой числятся и добрые свойства. Умелым и старательным хозяйкам она даже пок-ровительствует, убаюкивает по ночам маленьких ребят, невидимо перемывает кринки и оказывает другие услуги по хозяйству, так что при её содей¬ствии и тесто хорошо взойдёт, и пироги будут хорошо выпечены. Мифы о кикиморе, отмечает С.В.Максимов, принадлежат к числу наименее характерных. Это можно видеть уже из того, что имя кикиморы, сделавшееся бранным словом, упот¬ребляется в самых разных случаях и по самым разнообразным поводам137.
Итак, в позднейших мифологических представ¬лениях кикимора является единственным женским духом дома.
Таковы женские образы низшей славянской мифологии, связанные с древней богиней Мокошью. В случае берегинь и вил-русалок мы сталкиваемся просто с влиянием Мокоши как “оберегающей богини” и архетипа женского начала. В случае с кикиморой мы наблюдаем немного другое. Нам представляется, что образ Мокоши “расчленился”, как это произошло со многими нашими божествами. Высшие её функции перешли на христианский персонаж Параскеву Пятницу, а низшие – на пародийный образ низшей мифологии кикимору. Недаром любимое занятие кикимор, родившихся от связи демонического змея и облачных дев138 – прясть и шить.¬¬¬